сладостное никуда.

Белоснежные листы обнажаются в преддверии прикосновений. Слышишь тихое дыхание? Это затаилась душа, без минуты отпущенной на волю.
А из памяти здесь только диалоги, взявшие под опеку время.
Так куда мы теперь? В мир, где ты однажды забудешь завести будильник?

Июнь сводит губы.
Весь мир задыхался, а после, борясь с судорогами, пытался прокричать твое имя.
Не забудь конфеты "на случай". Сегодня мы празднуем ночь.

Они яро отсчитывали секунду за секундой, чтобы каждый из нас мог предстать в совершенно новом амплуа.
Они касались век еще холодными руками, не пряча их до тех пор, пока кожа не вбирала в себя все тепло, которое эхом ударялось о вокзальные стены.
Кому были посажены те вишни?
Сплетенные венки из белых цветов бросали к босым ногам нимф: они просили вечной жизни, что с каплями дождя разольется с небесных берегов по свету.
Пока они складывали ладонь к ладони и шевелили израненными губами, холодные капли, подобно хрусталю, разбивались о неровный асфальт.
Ливень искал сердце земли.
Стена воды, превращала в слепцов всех, не успевших скрыться за кирпичными потолками старых, разваливающихся домов.
Одна из белокурых красавиц нет-нет да окунала свой палец в непринужденность, а после, на запотевших зрачках выводила "спи вечно".
И, вопреки хаосу, на одной из надоевших станций, мы нашли время притвориться, что не знакомы.

Запредельность, она, как кукла на веревках, в точности повторяет все движения за одним из разодетых шутов.
Отныне, лодка в бесконечность не дожидается следующего на таком не приветливом, но знакомом берегу. Я разглядела не точный ее силуэт на другой стороне - небрежные недосягаемые очертания.
В тот самый момент, кто-то, будто нащупал давно забытые, остановившиеся часы под измятыми простынями, и завел их заново.
Выдохнув из легких как можно больше воздуха, я поняла, никогда не вернусь обратно.
В своих снах я перестала задыхаться, приходить уже в пустые кабинеты, так невинно сбрасывать одежду.
Встретив стеклянные пустые глаза, я обняла образ, самые красивые в мире ресницы так и не сомкнулись.
Он только смеялся: ты тонешь, тонешь.
Наутро, всматриваясь в бледно-голубой потолок, что-то коснулось виска.
Время…
Время затаило дыхание.